ПРЕПОДОБНОМУЧЕНИЦА ЕВДОКИЯ КУЗЬМИНОВА

В Истринском благочинии готовится книга, посвящённая подвигу новомучеников и исповедников Истринской земли. Представляем вашему вниманию новую рубрику «Новомученики», в которой автор будет по мере написания публиковать главы будущего издания.

17 августа 1884 года в заштатном городе Воскресенске Звенигородского уезда Московской губернии в семье мещанина Петра Кузьминова родилась дочь, которую назвали Евдокией.
О судьбе преподобномученицы Евдокии Кузьминовой до ареста известно не много. Она окончила трёхклассную начальную школу, а примерно в 1909 году, в 25-летнем возрасте, уехала в Москву и стала нести послушание сестры милосердия в Марфо-Мариинской обители, которую возглавила великая княгиня Елизавета Фёдоровна.

По замыслу Елизаветы Фёдоровны жившие в обители сёстры приносили обеты целомудрия, нестяжания и послушания, однако, в отличие от монахинь, по истечении времени могли создать семью и быть свободными от прежних обязательств. Подобно евангельской Марии, они обращались к духовной жизни, а по примеру Марфы оказывали деятельную благотворительную и медицинскую помощь всем нуждавшимся и обездоленным.

В 1926 году Марфо-Мариинскую обитель закрыли, часть сестёр уехали сами, часть сослали. Евдокия Петровна Кузьминова вернулась в родной город Воскресенск, который вскоре переименовали в Истру. За службу в Марфо-Мариинской обители власти лишили женщину гражданских прав, в 1934 году она подавала заявление в местный горсовет о восстановлении её в правах, но получила отказ.

Будучи глубоко верующим человеком, Евдокия Петровна стала активным членом общины городского Вознесенского храма, для которого наступили трудные времена. Евдокию Петровну Кузьминову, Милицу Ивановну Кувшинову и старосту храма Надежду Васильевну Семёнову прихожане избрали уполномоченными церковно-приходского совета. Эти три женщины до последнего боролись против закрытия Вознесенского храма в Истре, но их усилия оказались тщетны. В 1934 году богослужения в городском храме прекратились.

Спустя три года настал период наиболее массовых политических репрессий. Одними из жертв стали священнослужители и активные члены приходов православных церквей. Не удалось избежать этой участи и Евдокии Петровне. Она жила тогда в Истре в доме №19 на улице Первомайская вместе с подругой Милицей Ивановной Кувшиновой. Соседи по улице по требованию сотрудников НКВД подписали против Кузьминовой лжесвидетельства, в которых, в частности, сообщалось, что она в октябре 1937 года будто бы говорила: «Скоро настанет царство антихриста, коммунистам-безбожникам конец, сейчас нам надо больше молиться Богу, чтобы фашисты скорее разбили ненавистную власть. Как придут фашисты, то я первая возьму вилы и буду пороть животы коммунистам».

Одного показания было недостаточно, для составления справки об аресте придумали ещё: «В ноябре месяце Кузьминова высказывала гнусную контрреволюционную клевету по адресу законов советского правительства, говорила: “Заключённых в лагерях заставляют работать день и ночь, по пояс стоять в воде, хлеба им дают по двести граммов, люди умирают сотнями от голода и холода – вот вам демократия и сталинская конституция, а людей арестовывают больше, чем когда бы то ни было”». Самое интересное, что приписываемые ей слова о труде заключённых на тот момент являлись чистой правдой!

На основании этих лжесвидетельств, а также того, что она, по мнению НКВД, является «ярой церковницей», было принято решение о её аресте. В среду, 19 января 1938 года, в доме Евдокии Петровны произвели обыск, а её арестовали и доставили в Истринское районное отделение НКВД. В анкете указано: всё, чем владела арестованная Кузьминова – это треть дома и сад, в котором было «пятнадцать корней яблок» да кусты смородины.

Первый допрос был проведён на следующий день: «Следствие располагает материалом о том, что вы в прошлом являлись монашкой. Дайте показания по этому вопросу». «Я монашкой никогда не была», – ответила Евдокия Петровна. «Вы лжёте, – настаивал следователь, – вам зачитывается справка о социально-имущественном положении и происхождении. Дайте правдивые показания». «Повторяю, я монашкой не была», – снова ответила подозреваемая Кузьминова.

Судя по всему, для следователя НКВД не было никакой разницы между сестрой милосердия и монахиней. Он доверял только справке, в которой чётко было указано – «бывшая монашка», хотя монашеский постриг Евдокия Кузьминова не принимала.

Допрос продолжался: «Следствием точно установлено, что вы, являясь ярой церковницей, среди населения города Истры проводили контрреволюционную деятельность. Подтверждаете вы это?» Евдокия Петровна честно ответила: «Да, я являюсь ярой церковницей, но контрреволюционной деятельностью я не занималась». Ответ Кузьминовой в протоколе допроса подчёркнут карандашом.

«Вы лжёте, – злился следователь, – в октябре 1937 года вы высказывали контрреволюционные террористические настроения по адресу руководителей партии и советского правительства. Требуем прекратить запирательства и дать правдивые показания». «Повторяю, контрреволюционных террористических настроений я нигде не высказывала».

Больше сказать по этому поводу ей было нечего. И она, и следователь прекрасно понимали, что показания свидетелей лживые.

На следующий день допрос продолжил начальник районного отделения НКВД: «Кого вы знаете из бывших монашек, проживающих в городе Истре?» Евдокия Петровна не стала ничего скрывать и на этот вопрос следователя тоже ответила честно: «Я знаю Черкасову Екатерину Михайловну и Махонину Анастасию Григорьевну, которые в настоящее время арестованы органами НКВД. О других монашках, проживающих в Истре, мне не известно».

Допросы продолжались в течение двух суток, сопровождаясь угрозами. На следующий день, 22 января, в протоколе был зафиксирован всего один вопрос: «Признаёте ли вы себя виновной в предъявленном вам обвинении?» «Не признаю», – ответила выбившаяся из сил 54-летняя женщина.

Не добившись желаемого результата, арестованную Кузьминову отправили в Бутырскую тюрьму в Москве. В обвинительном заключении ниоткуда появилось ещё одно свидетельское показание. Якобы, в ноябре 1937 года Евдокия Петровна говорила: «Сейчас нужно больше молиться Богу, чтобы Бог помог уничтожить большевиков. Главное, не нужно поддаваться на их удочку и не верить их болтовне».

Начальник Истринского районного отделения НКВД посчитал, что Кузьминова, «будучи допрошенной в качестве обвиняемой, несмотря на явные улики при проведении следствия, упорно отрицала свою вину, старалась запутать следствие, чем ещё раз показала себя противницей партии и правительства». Под «явными уликами» подразумевались свидетельские показания – других доказательств и быть не могло.

Следственное дело представили на рассмотрение тройки при управлении НКВД по Московской области, в которую входили руководитель областного управления НКВД, секретарь обкома ВКП(б) и прокурор области. Они имели право приговаривать арестованных лиц к расстрелу, а также заключению на срок от 8 до 10 лет.

Можно только догадываться, открывали ли вообще при рассмотрении эти люди дело Евдокии Петровны Кузьминовой, но 26 января 1938 года тройка приговорила её к высшей мере наказания – расстрелу.

Игумен Дамаскин (Орловский), завершая житие преподобномученицы, написал: «Послушница Евдокия Кузьминова была расстреляна 5 февраля 1938 года и погребена в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой». Всего в тот день в Бутове было расстреляно 247 человек.

Спустя полвека, в июне 1989 года, Евдокия Петровна Кузьминова была полностью оправдана. Ещё через 12 лет, 22 февраля 2001 года решением Священного Синода Русской Православной Церкви послушница Евдокия Кузьминова была включена в Собор новомучеников и исповедников Российских XX века от Московской епархии.

Краевед Сергей Мамаев
«Духовная нива» – 2022, №2 (118). С. 5