АПОСТОЛЬСКИЙ ИЛИ ПЕТРОВ ПОСТ

День Пятидесятницы, когда в пятидесятый день после исшествия Своего из гроба и в десятый день по вознесении Своём Господь, воссевший одесную Отца, ниспослал Пресвятого Духа на всех Своих учеников и апостолов, – один из величайших праздников. Дух Святой, сошедший на апостолов, Дух истины, Дух премудрости и откровения начертал вместо Синайского новый Сионский закон, не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца (2Кор. 3:3).

Через семь дней после праздника Троицы (Пятидесятницы) начинается Апостольский, или Петров пост, в память о двух самых почитаемых апостолах Петре и Павле. Установление Петрова поста – раньше его называли постом Пятидесятницы – относится к самым первым временам Православной Церкви. Особенно он утвердился, когда в Константинополе и Риме святым Константином Великим были воздвигнуты храмы в честь святых первоверховных апостолов Петра и Павла.

Освящение константинопольского храма совершилось в день памяти апостолов 12 июля, и с тех пор этот день стал особенно торжественным и на Востоке, и на Западе. Это день окончания Петрова поста. Начальная же его граница подвижна: она зависит от дня празднования Пасхи; поэтому продолжительность поста варьируется от шести недель до недели и одного дня.

Первоначальная задача любого поста – изнеможение плоти для того, чтобы наши страсти плотские были ослаблены. Идея заключалась в том, что человек, который хорошо кушает и хорошо спит, становится похотлив, своенравен. Монашеская традиция, которая отделяется от мира для того, чтобы стяжать душу святую, а монахам очень мешает, докучает желание поспать, наесться, желание получить какие-то плотские удовольствия. Поэтому пост – это время, когда они начинают вышибать клин клином. Человеку хочется есть, а он специально не ест для того, чтобы победить в себе самом это желание. Желает отдыхать, а вместо этого занимается бдением, желает нежиться – бьёт поклоны и носит вериги. Все эти аскетические приёмы не случайны – они как антитеза, они как противодействие тем плотским страстям, с которыми борется человек.

Но что у нас получается, к сожалению, у мирян: мы воспринимаем часть, но не воспринимаем всей аскетики. Мы воспринимаем аскетику, но не воспринимаем идеологии аскетики. Мы хотим, чтобы наше тело цвело и пахло, и при этом хотим его забомбить аскезой. Это сложно. Получается, что мы, миряне, остаёмся как бы не у дел. Мы плохие монахи, потому что мы не восприняли саму идею поста, идеологию, я бы сказал, поста, идейную насыщенность всего. Потому что монах стремится не к тому, чтобы попостившись, назавтра быть бодрым и весёлым, а он стремится умертвить в себе эти части души, чтобы их не было вообще. Когда же миряне пытаются быть похожими на монахов, к сожалению, у нас это не получается. И мирянам, я считаю, необходимо прикладное какое-то использование времени поста, чтобы пост зря не прошёл. Мы немного всё-таки делаем подвиг, что не едим того, сего, но, тем не менее, чувствуется, что этого мало. Мы должны какие-то сугубо мирянские задачи усиливать.

Монах, когда он стал монахом, независимо от того, какое сейчас время года – он умерщвляет свою плоть, он упражняется в послушании, нестяжании, он ангельскую жизнь проводит, неплотскую. Мирянин этого не делает, но он желает, чтобы в нём не бурлили так сильно страсти. Значит, он должен их ввергать в пучину тех задач, которые стоят перед ним. Он берёт на себя седмицу послушания по дому, седмицу заботы о детях, седмицу спокойную, неругательную, чтобы ни с кем не ругаться. А у монаха есть еда, монастырь и молитва. Поэтому у него пост проходит между молитвой (усилением молитвы) и едой (ослаблением еды). У него маленький арсенал жизни, а у нас просто другой арсенал жизни. Мы должны пост проложить между нами и нашим арсеналом жизни.

Протоиерей Александр Орлов
«Духовная нива» – 2023, №4 (124). С. 2